Четыре часа Леон допрашивал Миллера, пока не убедился, что намерения журналиста искренни. Как и многие до него, Леон не понял, что двигало Петером, и вынужден был признать, что журналиста толкало отвращение к злодеяниям фашистов. Покончив с вопросами, Леон откинулся на спинку кресла и долго разглядывал молодого человека.
– А вы понимаете, сколь рискованно пытаться проникнуть в «Одессу», герр Миллер? – спросил он наконец.
– Могу себе представить, – сказал Миллер. – Ведь я слишком молод.
Леон покачал головой:
– Внедрять вас туда под вашим собственным именем бессмысленно. Во-первых, у них есть списки всех бывших эсэсовцев, и Петер Миллер там не значится. Во-вторых, вы должны постареть по крайней мере на десять лет. Словом, надо превратить вас в другого человека, некогда на самом деле бывшего эсэсовцем. На поиски такого уйдет много времени и хлопот.
– Неужели такой вообще найдется?
Леон пожал плечами:
– Это должен быть человек, смерть которого нельзя проверить. Прежде чем принять кого-нибудь в свои ряды, «ОДЕССА» тщательно его экзаменует. И экзамены эти не из легких. Чтобы успешно их сдать, вам придется несколько недель прожить с настоящим офицером СС, который научит вас обращению и поведению, расскажет обо всех тонкостях. К счастью, такой человек у нас есть.
– Но почему он этим занимается? – изумился Миллер.
– Тот, о ком я говорю, – странная птица. Это бывший капитан СС, искренне раскаявшийся в содеянном. Его замучила совесть, и он вступил в «Одессу», чтобы сообщать властям о местонахождении разыскиваемых военных преступников. Он и теперь занимался бы этим, если бы его не разоблачили в «ОДЕССЕ». Чудом ему удалось спастись, и сейчас он живет под чужим именем неподалеку от Байройта.
– Что мне еще придется выучить?
– Все о том, в кого вы перевоплотитесь. Где и когда он родился, как попал в СС, где обучался и служил, номер части, фамилию командира и прочее. Кроме того, за вас должен поручиться кто-то, чьему слову в «ОДЕССЕ» поверят. Устроить все это непросто. На вас, герр Миллер, мы потратим много времени и хлопот.
– Но ради чего?
Леон поднялся и прошелся по ковру.
– Мы хотим мстить. Поэтому нам нужен не только Рошманн, но и другие скрывающиеся от властей фашисты. Их имена вы нам и добудете.
Миллер понимающе кивнул и спросил:
– А вы пытались внедрить своих людей в «Одессу» раньше?
– Дважды, – ответил Леон.
– Ну и как?
– Труп первого выловили потом из канала. При пытках у него вырвали все ногти. Второй просто исчез. Ну что, не передумали?
Миллер пропустил вопрос мимо ушей:
– Если вы столь тщательно работаете, почему их разоблачили?
– Они оба были евреи из концлагерей, – объяснил Леон. – Мы попытались свести татуировку с их рук, но шрамы остались. Кроме того, они подвергались обрезанию. Вот почему, когда Мотти сообщил, что нашел немца, настроенного против СС, я этим заинтересовался. Кстати, вы обрезаны?
– Нет, разумеется.
Леон удовлетворенно кивнул:
– Значит, ваши шансы улучшаются. Остается лишь изменить вашу внешность и обучить вас очень опасной роли.
Было далеко за полночь. Леон взглянул на часы и спросил:
– Вы ужинали?
Журналист покачал головой.
– Мотти, – произнес Леон, – нашего гостя следует покормить.
Мотти улыбнулся, кивнул и вышел.
– Вам придется переночевать у нас, – оказал Леон Миллеру. – И не пытайтесь уйти. На двери три замка, и все закрываются снаружи. Дайте мне ключи от машины, и ее пригонят сюда. Лучше на несколько недель убрать «ягуар» подальше от людских глаз. По счету в отеле заплатим мы, а ваши вещи перенесем сюда. Утром вы напишете письма родителям и девушке, если она у вас есть, объясните, что в ближайшие несколько недель, а может быть, и месяцев они вас не увидят. Понятно?
Миллер кивнул и вынул ключи от машины. Леон передал их одному из мужчин, тот сразу же ушел.
– Утром мы отвезем вас в Байройт к нашему офицеру СС. Его зовут Альфред Остер. У него вы и поселитесь. Я с ним договорюсь. А пока извините, мне надо идти. Искать человека, в которого вы перевоплотитесь.
Он встал и вышел. Вскоре вернулся Мотти, неся поднос с ужином и несколько одеял. Он оставил Миллера в компании холодного цыпленка, картофельного салата и растущих сомнений.
На севере от Мюнхена в Главном госпитале Бремена дежурный ранним утром обходил вверенных ему больных. Кровать в дальнем конце палаты была отгорожена высокой ширмой. Дежурный, пожилой мужчина по фамилии Гартштейн, заглянул поверх ширмы. За ней на кровати неподвижно лежал человек. Дежурный зашел за ширму и взял больного за запястье. Пульса не было. Он взглянул на обезображенное лицо ракового больного, вспомнил слова, которые тот бормотал в бреду, и приподнял его левую руку. Под мышкой был вытатуирован номер с группой крови – явный признак того, что пациент служил когда-то в СС. Эсэсовцев татуировали, так как они считались ценнее обычных солдат и при ранениях первыми получали нужную плазму.
Гартштейн закрыл лицо умершего простыней и заглянул в ящик его тумбочки. Вынул оттуда водительские права – их положили в тумбочку вместе со всем, что обнаружили у больного, когда его привезли в госпиталь после приступа, случившегося прямо на улице.
Права были выписаны на имя Рольфа Гюнтера Кольба, родившегося восемнадцатого июня 1925 года. Дежурный сунул их в карман халата и пошел докладывать врачу о смерти пациента.
Под внимательным взглядом Мотти Миллер написал письмо матери и Зиги. Закончил к полудню. Багаж из отеля уже доставили, по счету заплатили, и в начале третьего Петер и Мотти выехали в Байройт. Машину вел все тот же шофер.