– В какую?
– Главный госпиталь Бремена. Там взяли анализы и сказали, что у меня рак. Рак желудка. Я уж думал, мне крышка. Но рак был в ранней стадии. Оперировать меня не стали, кололи лекарствами, и вскоре наступила, как это называется…
– Ремиссия? – подсказал адвокат.
– Вот, вот.
– Что же, вам повезло. А кто вас опознал?
– Санитар. Он был евреем и все время на меня смотрел. Как выйдет на дежурство, так и смотрит. Странно так смотрел, пристально. Я и забеспокоился. Он глядел так, будто хотел сказать: «А я тебя узнал». С месяц назад мне сказали, что меня переводят в оздоровительную клинику. Я, слава богу, застраховался на случай болезни, так что с деньгами хлопот не возникло. А перед самой выпиской вспомнил, кто такой этот санитар. Он был одним из заключенных во Флоссенбурге.
– Так вы были во Флоссенбурге? – адвокат даже привстал от изумления.
– Да, да, я только хотел вам об этом рассказать. Санитар был из тех заключенных-евреев, которых привезли, чтобы сжечь тела адмирала Канариса и других офицеров, повешенных нами за участие в заговоре против фюрера.
Адвокат впился в Миллера глазами.
– Вы были среди тех, кто казнил Канариса?
Миллер пожал плечами:
– Я руководил казнью, – признался он. – Ведь он был предатель, правда? Он хотел убить фюрера.
– Дорогой мой, – улыбнулся адвокат. – Я вас не осуждаю. Конечно, все они были изменниками. Канарис даже передавал союзникам военные тайны. Они в армии продались все, от генералов до солдат. Я просто не думал встретить человека, который их уничтожал.
– Но теперь меня разыскивает полиция, – напомнил Миллер и беспомощно улыбнулся. – Убивать евреев – это одно, и совсем другое – повесить Канариса, которого теперь считают чуть ли не героем.
– Да, конечно, – кивнул адвокат, – у вас могут быть крупные неприятности с нынешними властями в ФРГ. Но продолжайте.
– Меня перевели в клинику, и больше я того еврея не видел. А в прошлую пятницу мне туда кто-то позвонил. Я думал, это из пекарни, но он не представился. Просто сказал, что по долгу службы узнал, как на меня донесли этим свиньям в Людвигсбурге. И приказ о моем аресте уже подписан.
Адвокат понимающе кивнул.
– Это, наверное, был один из наших друзей в бременской полиции. И что вы предприняли?
– Убежал, а что еще? Быстренько выписался из больницы. Я просто не знал, что делать. Домой не пошел, побоялся, что там меня уже ищут. Даже «фольксваген» свой бросил. Потом мне пришла в голову мысль сходить к герру Эберхардту. Адрес его я нашел в телефонной книге. Он радушно меня встретил. Сказал, что уезжает с фрау Эберхардт на следующий день в круиз, но все равно попытается помочь. Написал это письмо и послал меня к вам.
– Почему вы решили обратиться именно к господину Эберхардту?
– Я точно не знал, кем он был в войну, но он всегда очень хорошо ко мне относился. А два года назад мы в пекарне отмечали какой-то праздник. Все немного выпили, и я пошел в туалет. Там стоял герр Эберхардт и пел. Он пел «Хорста Весселя». Я начал ему подпевать. Так мы и допели ее до конца прямо в туалете. Потом он хлопнул меня по плечу и сказал: «Никому ни слова, Кольб». Я не вспоминал о том случае, пока не попал в беду. Тогда-то я и подумал, а что если он тоже был в СС? И пошел просить у него помощи.
– Как фамилия санитара-еврея?
– Гартштейн.
– А название оздоровительной клиники, куда вас перевели?
– «Аркадия» в Дельменхорсте, под самым Бременом.
Адвокат вновь кивнул, записал что-то на взятом со стола листке бумаги и поднялся.
– Оставайтесь здесь, – сказал он и ушел.
Адвокат вновь прошел в кабинет и по справочной узнал телефоны пекарни Эберхардта, Главного госпиталя Бремена и клиники «Аркадия» в Дельменхорсте. Сначала он позвонил в пекарню.
Секретарша Эберхардта оказалась очень доброжелательной: «К сожалению, герр Эберхардт уехал, – сказала она. – Нет, связаться с ним нельзя, он путешествует по Карибскому морю вместе с женой. Вернется через месяц. Может быть, я смогу вам помочь?»
Адвокат заверил ее в обратном и повесил трубку. Набрал номер Главного госпиталя Бремена и попросил отдел кадров.
– Это звонят из отдела соцобеспечения, – солгал он, не моргнув глазом. – Я бы хотел узнать, есть ли среди ваших работников санитар по фамилии Гартштейн.
Девушка на другом конце провода полистала списки и ответила:
– Да, есть.
– Спасибо, – произнес нюрнбергский адвокат, нажал на рычаг, вновь набрал тот же номер, попросил регистратуру.
– Звонит секретарь хлебопекарной компании Эберхардта. Мне бы хотелось узнать, как дела у одного из наших работников – его доставили к вам с болезнью желудка. Его зовут Рольф Гюнтер Кольб.
Адвокату вновь пришлось подождать. Наконец регистраторша нашла историю болезни Кольба и, посмотрев на последнюю страницу, сообщила:
– Он выписался. Его состояние улучшилось настолько, что его перевели в оздоровительную клинику.
– Куда именно?
– В клинику «Аркадия», в Дельменхорсте.
Адвокат снова нажал на рычаг и позвонил в «Аркадию». Ответила женщина. Выслушав просьбу, она повернулась к стоявшему рядом врачу, прикрыла микрофон ладонью и сказала: «Интересуются человеком, о котором вы говорили, Кольбом».
Врач взял трубку.
– Да, – сказал он. – Я главный врач. Доктор Браун. Чем могу служить?
Услышав фамилию Браун, секретарша бросила на шефа изумленный взгляд. Доктор выслушал голос из Нюрнберга и без запинки ответил:
– К сожалению, герр Кольб выписался в прошлую пятницу, не закончив лечения. Дело неслыханное, но я помешать ему не смог. Да, его перевели сюда из госпиталя в Бремене. С раком желудка в стадии ремиссии, – еще несколько секунд он слушал, потом проговорил: – Нет, что вы! Рад помочь.